Мутный подмосковный Подольск венчал оголтелую фестивалеманию русского лета-87 грандиозным полупьяным аккордом, за которым оставались только небытие, ленноновский «холодный индюк» от рока да сиплые причитания в электричках. Подольск явился вторым тотальным закусом удил московской оппозицией* после незабываемой Черноголовки в июне. Но если в том солнечном июне Черноголовка казалась фантастическим прорывом плотин, то подольское безумие превратило её в нашей памяти в нечто камерное, милое, светлое и очень-очень ностальгическое.

Гигантоманию Подольска продиктовали объективные условия. Началось все с того, что гонимый подольскими мракобесами местный рок-клуб во главе со старым экстремистом Питом Колупаевым, метавшимся по городу, как красный командир Якир по белогвардейским тылам на Украине, с боем захватил Зеленый театр Подольского ПКиО имени покойного летчика Талалихина. Компаньоном Пита стал хозяин театра, матерый воротила концертного бизнеса по кличке Марк (на самом деле, по имени: тот самый Марк Рудинштейн) — подвижный дядечка в неизменной кепке и с быстрыми глазами. В театре имелась открытая площадка на 3500 мест плюс потенциальные полторы тыщи неучтенных. Театр сидел НА ХОЗРАСЧЕТЕ. Весной Пит с Марком пили пиво в сырой каморке административного корпуса, и им стали грезиться фантасмагорические видения.

Величайшим чудом нашей эпохи можно считать то, что угарный пьяный бред пары уездных авантюристов вылился в ставшее явью отчаянно-грандиозное Рок-Событие Года. 4 сентября тысячи сибаритов-подписчиков «Московского комосомольца» ошалело читали на третьей полосе любимой газеты анонс грядущего спустя неделю трехдневного суперфестиваля «с участием групп ДДТ, АЛИСА, НАУТИЛУС-ПОМПИЛИУС, ТЕЛЕВИЗОР, БРИГАДА С, ОБЛАЧНЫЙ КРАЙ и др.». В анонсе также содержался массовый призыв к комсомольскому населению столицы отправиться скупать билеты в воскресенье, 6 сентября, с утреца на станцию метро «Ленино» (ныне «Царицыно») — географически ближайшую в Москве к городу Подольску.

В те же самые минуты благополучно обламывался живец-АЛИСА (Кинчев неуловимо витал подле Черного моря), и мосоппозиционеры начали яростно совращать сравнительно равноценную по популярности замену — матерый, но мобильный ЗООПАРК, у которого, по счастью, накрывались гастроли где-то на Камчатке.

*Автор имеет в виду «подпольных» менеджеров и журналистов, действовавших независимо от «московской рок-лаборатории» (и, по сути, оппозиционных ей), группировавшихся вокруг рок-самиздатовских журналов «Урлайт» и «Зомби» (Наталья «Комета» Комарова, Илья Смирнов, Сергей Гурьев и др.

Хмурым воскресным утром сонная толпа рокеров колыхалась у выхода из метро «Ленино». Довольно пунктуально явился набитый билетами подольский автобус и стал делать круги. Толпа заметалась, судорожно образуя сгустки потенциальных очередей на местах предположительной парковки заветной машины. Наконец, транспорт застыл в самом неожиданном месте, из окна таежником выглянул Марк в кепке, оценил обстановку и издал легкий свист. Тем временем из автобуса выволокли и установили рядом огромный фанерный щит с расписанием концертов, откровенно взятым с потолка: кто куда воткнется и вообще кто доедет — знал один Господь. Зато било током обилие названий городов и легендарных коллективов.

К вечеру изрядно порюханный автобус по-прежнему трепыхался, как тонущий олень в стае акул. Аншлаг был уже обеспечен — и это, напомним, при площадке в 3500 мест (помножьте на пять концертов!) в сраном Подмосковье. Марк внезапно скомандовал отъезд, и рокеры принялись связками ложиться под колеса. В конце концов бывалый гангстер оставил воющим фанам в залог мифического приезда на следующий день фамильные электронные часы, чтобы их больше никогда не увидеть, и полумертвые концессионеры, матерясь, уехали.

...Самые солидные делегации ожидались из Ленинграда — 5 групп (ДДТ, ЗООПАРК взамен АЛИСЫ, ТЕЛЕВИЗОР, НОЛЬ И ОБЪЕКТ НАСМЕШЕК), из Свердловска — 3 группы (НАУТИЛУС ПОМПИЛИУС, ЧАЙ-Ф и НАСТЯ). Также три группы делегировала Москва, решившая собой никого особо не доставать (оппозиционные ВЕСЕЛЫЕ КАРТИНКИ, неоппозиционная БРИГАДА С и совершенно ничья и никому не ведомая ДОЛИНА, задействованная хитроумным Питом в постановке аппарата). Две группы представляли Новосибирск — уже легендарный, но почти не известный столице КАЛИНОВ МОСТ, и БОМЖ, последний — по рекомендации сагитированного в председатели оргкомитета фестиваля Николая Мейнерта. Две группы представляли сам Подольск — малообещающие 42 и ПОРТРЕТ (строго говоря, «Портрет» на фестивале представлял не Подольск, а расположенный километром южнее город областного подчинения Климовск). Рок-гордость Подольска — гнусный панк-квартет КАЛИЙ — стреманулся светиться перед родной аудиторией и от участия в фестивале отказался. Остальные города-участники делегировали по группе: Архангельск — естественно, ОБЛАЧНЫЙ КРАЙ, Одесса — БАСТИОН, Горький — ХРОНОП, Казань — загадочную гленноказаковскую ХОЛИ, Ярославль — совершенно безвестный КРОССВОРД, Рига -ЦЕМЕНТ, Таллин — эстоноязычных панков JMKE и, наконец, Дубна Московской области — АЛИБИ.

Всего набиралось 23 группы из 15 городов, которые распихивались на пять концертов по 4-5 команд в каждом. Кроме того, в Подольск рванулись не приславшие заявок и потому обреченные в мире жестоких нервных перегрузок ГРУППА ПРОДЛЕННОГО ДНЯ из Харькова и чудовищный симферопольский ВТОРОЙ ЭШЕЛОН с участием Ника Рок-н-Ролла и Игоря Летова из омской ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ. Пункта назначения они достигли, но допустить к участию в фестивале их, увы, не удалось*.

*Егора Летова можно наблюдать в состоянии эйфории на трибунах Зеленого театра в рамках видеозаписи концерта JMKE. На тех же трибунах, к слову, находились такие известные персонажи, как Умка, Башлачёв, Сергей Рыженко, Жан Сагадеев и др.

За три дня до начала самые ретивые организаторы принялись уже было осуществлять совсем уж безумные проекты, как-то — поиски передвижного цирка-шапито, дабы накрыть им на трое суток Зеленый театр и спасти тысячи фанов от безжалостных сентябрьских дождей. И в этот миг грянул гром: фестиваль был... правильно, запрещен. А инициатором запрещения выступил ГУК Мособлисполкома во главе с неудавшимся потомком легендарного Остапа — реакционером Николаем Сергеевичем Бендером.

Воцарился чудовищный шок. Но неутомимые аферисты в безумстве храбрых ринулись напролом. Началась знаменитая «война телефонограмм»: перепуганный ГУКом подольский горком ВЛКСМ объявлял во все дыры об отмене фестиваля и требовал от местных обкомов немедленной задержки своих рокеров, а левый оргкомитет тем временем судорожно слал в те же точки свои указания: ребята, всё ништяк, летите! Озверевший Марк, у которого уплывали пять аншлаговых концертов, засел затравленным волком в Зеленом театре чуть ли не с пулеметом и грозился отправить лавину обездоленных рокеров сдавать билеты непосредственно в подольский горком.

Организационная креза охватила всю страну — за исключением казанской группы ХОЛИ, которая во главе с Гленном Казаковым уже мирно катила к Москве. Особенно пострадал привыкший к комфортабельным контрактам Свердловск: НАУТИЛУС дважды сдавал билеты, но все же полетел, весь обломанный; вылетела в конце концов и НАСТЯ, ведомая рвущимся в бой Егором Белкиным; а вот сдавший билеты ЧАЙ-Ф возродить, увы, не удалось. К счастью, последний стал единственной жертвой «войны телефонограмм» — все остальные команды каким-то невероятным образом удалось увести из-под запретительного обстрела и доставить в Подольск.

В гостинице мест почему-то не оказалось. Ленинградцев, приехавших без НОЛЯ (у которого в последний момент накрылся барабанщик) поместили в роскошный пансионат «Александровка» — среди цветных телевизоров, пальм и персидских ковров. Прочих депортировали на заброшенную и полуразрушенную турбазу, куда вела длинная ночная дорога через какую-то мрачную степь, по которой, по слухам, бегали волки. Ночью по турбазе кровавым призраком бродил пьяный Ник Рок-н-Ролл и глушил спящих ужасающе халявной записью концерта ВТОРОГО ЭШЕЛОНА в металлическом ДК «Правда».

Днем 11 сентября все с тайным ужасом осознали, что эпохальный фестиваль таки состоится (21 группа без обломившихся НОЛЯ и ЧАЙ-Фа). Ситуацию никто не контролировал. Назревали полчища люберов. На дощатой сцене Зеленого театра замерли полтора «Динакорда» и «Пивэй» общей мощностью 7 киловатт. Громада подступившего мероприятия зависла над хмурым Подольском — витиеватая, амбивалентная и непредсказуемая.

Символически открывший фестиваль хардешник из Подольска «42» ничем особо не потряс — в меру технично, в меру вторично, в меру провинциально. Вежливо похлопали.

Затем в бой ринулись рижане, хорошо известные подольской аудитории по концерту на открытии Подольского рок-клуба (см. «Юность» № 6, за 1987 г.) — и здесь творческий потенциал фестиваля с ходу раскрутился на полную катушку. Выстроился великолепный роковой звук, вылез на полную мощь (что редкость) исполненный прелестного язвительного интонирования вокал Яхимовича, невидимыми змеями носились драйва. Маститый басист Гена Кривченков подпрыгивал от упругости звука, как мяч, и с вожделением шевелил черными усами. Зал пронзали как заезженные «Лесорубы», так и хиты'87 — «Я виноват», суперблюз «Тундра» и т. п. И совершенно уж потрясающе прозвучала совсем новая композиция — очередной неоконформистский опус рижан в лице пахмутовской «Надежды», метко посвященной Яхимом внутриполитической ситуации московского рока. В свете этого строки «Здесь на неизведанном пути ждут замысловатые сюжеты» превратились в откровение века. В целом в Подольске ЦЕМЕНТ выдал, кажется, лучший концерт за всю свою историю: и в Черноголовке, и в Риге он выглядел, на мой взгляд, куда менее выразительно.

Великолепный звук ЦЕМЕНТА породил беспочвенные надежды на то, что так будет всегда... Концерт ТЕЛЕВИЗОРА лишь чуть-чуть поколебал их — самое страшное ждало впереди. У Борзыкина же лишь вокал в сравнении с ЦЕМЕНТОМ слегка зарылся в общий красивый саунд (что странно, ибо глотка у революционного питерца покруче), из-за чего смысл композиций Ти-Ви со скоростным речитативным вокалом типа «Мы идем» от подольской аудитории, видимо, ускользнул. Зато кристально ясен оказался «Твой папа — фашист», разжегший в народе пылкую ненависть к тоталитаризму — до крика. А на познание субстанции вещи «Три-четыре гада» серьезные претензии предъявили даже невидимые призраки за сценой, несколько раз кряду отрубившие ток, от чего огромный аппарат едва не лопнул. Борзыкин, однако, был явно удовлетворен программными покушениями на свободу его слова — изрыгаемая им аура социального злорадства возросла после этих звукофокусов раза в три.

Пocле двух таких китов ярославскому КРОССВОРДУ уже нечего было делать. Он, впрочем, рвался в бой — под девизом «Больше металла — меньше оружия!» — если вспомнить имевший место на родине группы фестиваль «Рок за мир» с ее участием, можно заключить, что у Ярославля здесь просто пункт. На сцене КРОССВОРД потряс непревзойденным в дальнейшем обилием грима: мерещились даже парики и наклеенные картонные носы. Металл он выдал, однако, занудный, и многотысячные толпы медленно потянулись к выходу. Это было самое мирное и самое скучное расставание народа с Зеленым театром за все пять концертов.

Злосчастный ПОРТРЕТ ставил ранее аппарат на все мероприятия Подольского рок-клуба и поэтому давно успел достать всех и вся. Он вылез на сцену нелепый, как смерть — белый плащ в звездах на вокалисте и т. п., объявил, что играет «нелогичный хард-рок», и заиграл. От хардрока было немножко ЕВРОПЫ, а от нелогичности — то, что 3500 человек должны были покорно выслушать все это до конца.

Горьковский ХРОНОП выступал в роли темной лошадки. Сразу бросились в глаза два колоритных персонажа: солист группы Брюх, похожий на мрачную коренастую булку, одухотворенную мыслью, и клавишник — вылитый Тема Троицкий безбородого периода, столь же мрачный и в кожанке на голый торс. Последний к середине программы отъехал от основной ритмической канвы эдак на такт и хмуро ушел за кулисы. ХРОНОП, сохраняя поразительное хладнокровие, перестроился в акустический вариант, и тут его акции внезапно поползли вверх: музыка стала менее смурна, а текст — более отчетлив. Тексты горьковчан вообще периодически брали за душу: врезался в память образ «эротические пляски старого динозавра» (как выяснилось впоследствии, крайне разозливший ряд пожилых сотрудников подольского горкома), а лозунги «Мы гибкие люди, мы — шланги» и «Сержант Пеппер, живы твои сыновья», несмотря на огромную интеллектуально-эмоциональную дистанцию между ними, вызвали равновеликие взрывы аплодисментов.

Блюз-бит-трио из Дубны АЛИБИ п/у бывшего лидера легендарной ЖАР-ПТИЦЫ Сергея Попова явилось полным контрастом ХРОНОПУ: из динамиков, несмотря на хлынувший дождь, понесся четкий, внятный, лаконичный и очень традиционный звук, а изо рта Попова - куда более понятные и куда более банальные слова. Впрочем, банальность их имела довольно милую ностальгическую окраску. Местами текст давал и редкие неожиданные виражи: «Вдруг к нам подходит Вася Шумов и глядит нам в рот. И чтобы он не досаждал, мы даем ему бутерброд» - в совершенно архетипичной блюзовой манере. Резким контрастом духу старомодной бит-развлекательности, лишенной огня старого БРАВО, - и, в целом, псевдоатмосфере 60-х, вымученно реконструируемой в 80-е, к чему все же сводились две трети АЛИБИ, - прозвучала пронзительная финальная баллада:

Когда я про себя читаю враки
Из тех, что всесоюзным тиражом
Я думаю: вот и дошло до драки
И запасаюсь песней, как ножом...

Здесь искренность Попова очень своевременно преобразилась из стилистической позы в живую выстраданную драму, и прокачанная аудитория проводила АЛИБИ ревом восторга.

Живая легенда кассетной индустрии отечественного рока — архангельский ОБЛАЧНЫЙ КРАЙ — начала мучительно долгой настройкой: шутка ли, пятый концерт за всю историю! Богаев был облачен в черные кожаные штаны и черную же футболку с гордой голубой надписью «Металлика» поперек груди, длинен и пьян. В руках у него подрагивала красная гитара «Урал».

Так и не настроившись, КРАЙ грянул. На сцену вылетел босой свирепый Рауткин, совершил свой коронный двухметровый прыжок, приземлился в лужу и забил крыльями, как раненный фазан. После этого приключения его сценический образ в течение всего концерта сочетал в себе безудержную ярость и пугливость. Звукорежиссер (Миша Симонов) тем временем, матерясь, мучительно строил сложный саунд и к пятой вещи (из семи прозвучавших) эту задачу неожиданно решил, после чего на изрядно расхолодившийся народ внезапно ринулась во всей своей эпической красе «Грустная история». Контраст был феноменальный: из полного говна звук в считанные секунды превратился чуть ли не в мощнейший саунд фестиваля. Ослепленный театр дружно затянул «Тобой полна душа моя», и в этой атмосфере разгула музыкального монументализма как-то затерялись и изрядно лажавший Богаев, и все прочие плоды удалого раздолбайства ОК. Кончился концерт «Матерью порядка», в финале которой ОК окончательно заплутал, но мощь звука превратила все это в программную какофонию бетховенского размаха. На заключительных аккордах Богаев сорвал с себя «Урал», схватил его за шнур, пару раз с неописуемым остервенением огрел гитарой пол, а затем метнул ее через всю сцену аки гарпун, вложив в этот бросок все, что накипело. Провожаемый дюжиной видеокамер «Урал» победно завершил полет, врезавшись грифом в пивэевский динамик. Стоял безумный рев, летали чепчики, стенали хозяева аппарата, метались дружинники в повязках, а надо всем этим царил горделивый Рауткин, все еще ревущий в микрофон как заклинание: «Вот так! Вот так!» На этих угарных нотах и закончился субботний дневной концерт.

К субботнему вечеру ажиотаж вокруг фестиваля достиг предела. Нагрянула куча органов массовой информации, увенчанная тонвагеном Центрального телевидения, специально прикатившим снимать НАУТИЛУС. Мир затаил дыхание.

НАУТИЛУС, измученный страшной ночью на турбазе с неосвещенными сортирами, поначалу выглядел довольно жалко и был вял. Песни его в самых неожиданных местах прерывались жалобно-трагическими воплями Бутусова, взывавшего к своему звуковику на весь театр: «Андрей, в мониторах совсем ничего не слышно!» Но, как всегда, экстракачественный звук и натасканная проникновенность вокала сделали и такой концерт НАУ праздником для тысяч москво-подольчан. Неожиданный сюрприз ждал всех на «Шаре цвета хаки»: на сцену вломилась камера ЦТ, подъехала к Бутусову и стала заползать ему объективом промеж челюстей (любопытно, что в качестве простого оператора с камерой там бегал сам Андрей Разбаш). Эта варварская акция, впрочем, неожиданно послужила Славе допингом: он перестал забывать тексты, вообще весь подобрался и запел с удвоенной выразительностью, словно засосав у телевизионщиков творческое биополе. Отметим также впервые прозвучавшую в окрестностях Москвы лирическую вещь «Доктор твоего тела».

НАСТЮ свердловский президент Грахов велел выпускать сразу вслед за НАУ — и тем обрек ее на гибель. Мало того, жестокая подольская администрация анонсировала ее как УРФИН ДЖЮС, а вместо того народу подсунули девочку — Настю Полеву из давно забытого под Москвой ТРЕКа, с единственным волею судьбы урфинджюсянином Егором Белкиным. К тому же Настя оказалась крайне несценична: наивно-кривое мини-платье, обиженный взгляд, угловатая пластика — все это вкупе с вяло-камерной музыкой взамен ожидаемого ДЖЮСа работало на провал. Провал и получился — самый страшный, который у кого-нибудь был в Подольске. Звериный свист заглушал семь киловатт аппарата, а пожиратели яблок устроили жестокое состязание по метанию огрызков в Настины голые ножки. В конце концов группа, не закончив выступление, ушла за кулисы вместе со всхлипывающей Настей, которая не могла не вызвать у самых человечных острой жалости. От ее никем не воспринятых текстов остался в памяти лишь небольшой экзотический вербальный блок: «клипсо-калипсо-сионьоре, ча-ча-ча!» (Справедливости ради надо заметить, что в начале сета Насти, когда еще никто толком не понял, что никакого УРФИН ДЖЮСа не будет, «Ариадна» прозвучала очень даже хорошо).

Уже на НАУТИЛУСе бесчинствующие фотоманьяки растоптали на сцене половину проводов, и субботний звук мало-помалу сдыхал. Особенно жестоко пострадал от этого одесский БАСТИОН, две трети гитар которого упорно шли в один портал. При этом мониторы у группы — ирония судьбы — работали отменно, и бастионовцы носились по сцене в страшном заводе, тогда как ползала слышали только вокал с ритмсекцией. В результате эстетика группы, являющая собой металл, окрашенный духом знаменитой Молдаванки, дошла до масс в крайне скомканном виде, и БАСТИОН проводили довольно прохладно.

Завершал вечерний концерт на совершенно расстроенном звуке бухой ЗООПАРК, незадолго до этого полностью разоривший пансионат «Александровка». Наверное, очень давно погрузневший Майк не видел такого огромного скопления людей, так любящих его и так жаждущих его хитов. Как давно не был ЗООПАРК в Москве, где его всегда любили больше и нежнее, чем в Питере, — трудно подсчитать. И поэтому хотя три четверти своей подольской программы Майк гонял в Москве еще в 1981 году, хотя во рту у него еле ворочался опухший язык, а саунд постепенно превращался в ритмичное буханье, в Зеленом театре царил праздник. Тысячи человек стояли навытяжку на деревянных скамейках (которые порой проваливались со сладким хрустом), рыдали от счастья и кричали: «Майк! Майк!» Майк же — в неизменных черных очках, с очень мощной шеей, одутловатый, стал походить на крайне опустившегося Градского. В самой команде пленял новый клавишник Андрей Муратов, который носился по сцене со здоровенной «Ямахой» в руке, не переставая на ней весьма зажигательно наяривать.

Глубокой ночью народ медленно очистил театр, оставив после себя массу соплей и сломанных лавок. Оргкомитетчики разбредались как опустошенные шакалы. Оставалось прожить последние сутки.

Воскресным утром аппарат кое-как привели в порядок, изолировав его от смертоносных фотокоров и прочих опасных элементов длинной цепочкой незлобивых солдат. Непросвещенный народ, протирая заспанные глаза, вяло готовился слушать безвестную группу из далекого Новосибирска. МОСТ спокойно отстроился и вдруг со страшной силой погнал на враз оцепеневший Подольск «Нужен отпор на культурный террор». Трепещущие евреи попрятались под лавки.

Если говорить серьезно, то Дима Ревякин (очень-очень русский, со смоляными волосами и в ярко-синей рубахе навыпуск) на сей раз сделал мудрый шаг, дистанцировавшись от сомнительного героя песни в субъект посредством язвительной интонации. Получилось, что «картавящие экраны» обличал как бы не сам Дима, а смоделированный им активист общества «Память». Хотя вряд ли многочисленная аудитория вникала в такие тонкости — она была всецело поглощена мучительным осознанием того, что перед ее глазами неожиданно возникла группа небывалой творческой мощи. Челюсти масс отвисали косяками.

Саунд МОСТа в сравнении с предыдущими концертами, кое-кому в Москве все же известными по записям, несколько изменился. Подтянулся в технике басист Андрей Щенников, и поэтому его, ранее стыдливо задвигаемого на задний план, ныне пустили с пульта по полной, а певучую гитарку, наоборот, прибрали. Тем самым звук из растянуто-напевного стал плотным и очень ритмичным, заставляя народные сердца биться в такт русским таежным маршам. Медвежья глотка Ревякина чередовалась с его же картинными выходами к рампе — под звуки грандиозного сибирского эпоса Дима пронзал аудиторию мутно-синим взглядом осатаневшего Леля. Русский люд млел.

Длившуюся час с гаком (на самом деле, 50 мин.) программу КАЛИНОВ МОСТ завершил памятной песней про полонян с запавшей многим очень разным людям в душу строчкой «Эх, блядь, занесли кони вороные...», пропетой с безупречной артикуляцией. Она и ее последствия настолько хорошо выразили идею подольских событий, что я дерзнул вынести ее в заглавие статьи.

Широко разрекламированную казанским журналом группу ХОЛИ с редактором Гленном Казаковым за барабанами МОСТ, естественно, закопал (сразу оговоримся, что порядок выступления участников в соответствии с духом демократических преобразований определяли сами музыканты). В ХОЛИ было много милого, очаровательного и детского, но опосля виртуозно-четкого МОСТа ее неумение складно играть оказалось губительным, и все светлые моменты потерялись. Пронзительный свист затихал лишь трижды: когда из-за кулис вылетел и заплясал на краю сцены пьерообразный шоумен с умоляющим взглядом, когда первые десять секунд одной из композиций случайно прошли с подобием драйва, и когда в пропетые слова «Мне нужен вра-а-ач!!!» вокалист вложил все свое отчаяние от очевидного провала. Что же до аккуратного Гленна Казакова, то барабанщик в нем очень резко уступает журналисту (равно как и группа ХОЛИ издаваемому ею журналу). Сам Гленн охарактеризовал свое выступление с непривычным академизмом: «Да, конечно, рано ним еще выступать на таких площадках. А КАЛИНОВ МОСТ мы просто недооценили».

Очень противоречиво смотрелось последовавшее за ХОЛИ выступление БРИГАДЫ С. Уже пообтершаяся в околофилармонических тусовках команда несколько странно выглядела в общем «левацком» контексте. Лидер московской андеграунд-группы ЧИСТАЯ ЛЮБОВЬ Макс Волков метко назвал подольский фестиваль «фестивалем упреков» — чуть ли не каждая группа на свой лад высказывала свои претензии и упреки советскому обществу. У БРИГАДЫ же эти упреки если кое-где и попадались, то выглядели слишком уж снисходительно-игривыми в глазах собравшихся в Подольске патриотов и эсеров. В конечном счете, однако, безупречный музыкальный профессионализм и великолепная сценичность БРИГАДЫ сделали свое дело, и ее проводили аплодисментами.

У подозрительно богатой аппаратурой московской ДОЛИНЫ Подольск был вторым концертом за всю историю — здесь она переплюнула даже ОБЛАЧНЫЙ КРАЙ. ДОЛИНА преподнесла слушателям древний арт-рок в добрых старых традициях — метафизический мелодизм, обманчивая мягкость, вокал как еще один музыкальный инструмент и т. п. Слова, естественно, были отвлеченные, визуальный ряд на нуле, финалы всех — к слову, сравнительно красивых — композиций повисали в воздухе. Определенная музыка, однако, к тому же профессионально сыгранная, по чему Подольск малость стоcковался, была: поэтому ДОЛИНУ не освистали и даже чуть похлопали в конце.

Самая, пожалуй, экзотическая группа фестиваля — эстоноязычная панк-команда JМКЕ из Таллина — прибыла на фестиваль по инициативе автора этих строк, вычитавшего о ней в рижском журнале «От винта!» (отметим, что с этой инициативой, как минимум, совпало желание привезти JMKE в Подольск председателя жюри фестиваля Н. Мейнерта). Группа впервые выбралась за пределы Прибалтики, и это являлось крупным социальным экспериментом, живо волновавшим лично Николая Мейнерта. Волновался он не напрасно: ймкян в Подольске несколько раз винтили за внешний вид, но до концерта они все-таки дотянули. Солист и гитарист JМКЕ Виллу Тамме, которого следовало бы мумиефицировать и установить в этнографическом музее как чучело панка, приехал без фузза. Фузз пришлось одалживать у гитариста ДОЛИНЫ — Виллу, впрочем, его так и не освоил. Во время концерта он по двадцать раз недоумевающе тыкал в фузз ногой, пока не подбегал взмыленный долинист и не налаживал дело. В конце концов все же выстроился отменно-варварский звук скрежещущей лебедки, и пошел — на огромной скорости — великолепный панк-улет. Все вещи Виллу со страшным акцентом предварял двумя типами аннотаций: 1) это на темы третьей мировой войны; 2) это о наших эстонских проблемах, вам не понять. Тексты JМКЕ, видимо, и впрямь были интересны -содержание одного из них поведал в кулуарах Коля Мейнерт: под Финским заливом прорыли большой тоннель, соединивший Эстонию и Финляндию, и все эстонцы удрали по нему к финнам за шмотками, — остались одни лишь глупые панки, слагающие об этом песни.

В целом Подольск принял JМКЕ с поразительным энтузиазмом, несмотря на специфику жанра и чужой язык. Довольный Мейнерт резюмировал: «Для них это безусловная победа». Напряжение несколько разрядилось. Оставалось провести последний концерт.

КАРТИНКИ подошли к Подольску во всеоружии. Залечил горло второй вокалист — старый ДеКовец Витек Клемешов (известный в стране по «Дембельскому альбому»), вернулся в строй чудо-барабанщик Виктор Кузнецов, волею судьбы пропустивший Черноголовку и Ригу. Кроме того, группе удалось, наконец, залитовать суперхит «Дебил», ставший жемчужиной в ряду немногих вещей ВК, исполняемых на свои -яншинские — тексты. Концерт КАРТИНОК прошел с хорошим драйвом на великолепном звуке: кроме «Дебила», в их масштабный музыкально-социальный коллаж замечательно врос финал Второй сюиты Баха с виртуозным соло Яншина. Щемяще-уголовную окраску принесла в программу еще одна новинка — гармонический вокал блатного дуэта Белов+Клемешов в «Одинокой гармони». Короче, в Подольске ВЕСЕЛЫЕ КАРТИНКИ сделали солидный скачок вперед, и их концерт стал одной из музыкальных вершин фестиваля.

То, что новосибирский БОМЖ оказался самой противоречивой по восприятию аудиторией группой фестиваля, стало уже притчей во языцех. Сторонники и противники зловещего панк-квартета готовы были пустить кровь друг другу прямо на трибунах. БОМЖ прикатил в Подольск без своего уникального (по слухам) клавишника и погнал на Зеленый театр скупой, но невероятно мрачный звук, навевающий чувство тотального ужаса. По сцене метался крошечный, но крайне экспрессивный солист группы Джоник, зиял на зал черными провалами глаз и истошно орал очень нестандартные тексты, вкладывая в пение массу ненависти, предсмертного отчаяния и беспредельного сарказма — все это шло на зал пугающей, отталкивающей волной, и, естественно, не все были готовы ловить кайф, купаясь в сием мире. Тексты БОМЖа поражали небывалым для панка, полным тонких аллюзий интеллектуализмом: «Вот черная крыса с эмблемой „СС", серая крыса с надписью „Секс" и белая крыса с кровавою мордой — вот дом, который построил Фрейд!» Иногда текст вдруг срывался на жуткий германоязычный клекот в духе зрелого Бродского. В стреме БОМЖ тоже заткнул всех за пояс, спев: «А я в диапазоне УКВ, а он в диапазоне... КГБ! КГБ! КГБ!», и все усохли. Наконец, посреди одной из песен кто-то из бомжан мрачно крякнул: «Бля буду», лишив себя, как и ранее КАЛИНОВ МОСТ, шансов на лауреатство/дипломантство.

После сета БОМЖа Сергеем Гурьевым была совершена попытка выпустить на сцену комбинированный состав с участием Егора Летова и Ника Рок-н-Ролла, анонсированный со сцены как «шоу-группа ВТОРОЙ ЭШЕЛОН». Но Николай Мейнерт отсоветовал делать этот шаг, посчитав его слишком радикальным для тех времен даже в контексте Подольского фестиваля.

Проведшему весь день в наглых наскоках на тех-сех (однако проявившему удивительное благородство в обращении с пансионатом «Александровка») ОБЪЕКТУ НАСМЕШЕК опять не повезло. На летнем ленинградском фестивале его сильно притушило то, что перед ним выступал настоящий, от Бога панк — Свинья, после которого панк-рок Рикошета выглядел несколько искусственной, демонстративной позой. В Подольске функции Свиньи исполнил Джоник, после которого Рикошет также «не пошел». Мало того, напуганные БОМЖом компетентные лица заслали на пульт диверсанта с красной книжечкой, который принялся в стремных местах нажимать кнопку искажения звука, впрочем, всякий раз промахиваясь секунд на пять. Звукореж, однако, занервничал, звук стал портиться и в конце концов стал совершенно глухим и плоским. Справедливо разобиженный ОБЪЕКТ плюнул, не доиграл программу и ушел.

Наступила черная, влажно-мрачная ночь. По Зеленому театру поползли жуткие слухи, что талалихинский парк кишит люберами, и надвигается Ледовое побоище. Судорожно рассылались гонцы за дополнительными мусорами. И без того посеянная двумя панк-концертами кряду нервозность достигла высшей точки.

Тем временем фестиваль из последних сил готовил прощальный залп: коммутировалось ДДТ. Шевчук объявил, что сразу после фестиваля он ложится на операцию горла, и это, возможно, его последний концерт. Состав группы был необычен и обещал какую-то симфонию: Зайцева сменил новый гитарист (Александр Бровко) плюс прибавилось аж два клавишника — Андрей Муратов из неоЗООПАРКа и матерый дэдэтешник первого уфимского призыва Вова Сигачев, обитающий ныне в Москве (несколько лет спустя после Подольского фестиваля Владимир Сигачев пропал без вести). Батарея ДДТ готовилась открыть неслыханный огонь, когда произошло непредвиденное: хлынул жуткий ливень, превративший все последнее действие в скомканный мокрый хеппенинг. Прислужники культа бросились драпировать верхние динамики брезентом, умертвляя все высокие частоты под корень. Вскочивший при виде Шевчука зал покрылся, как стягами, грязными кусками полиэтилена и морем разноцветных зонтов. Многочисленные волосатые экзальтированно обнажались, подставляя ливню скользкие, мерцающие в свете юпитеров торсы.

Лихо разоблачился и сам Шевчук, оставшись только в очках, полосатых пижамных штанах и плохо вписывающихся в происходящее маленьких электронных часиках на левой кисти. Мокрый люд заголосил. Подсевший голос Шевчука увязал в сырых динамиках. Скоро народный герой уже орал в четыре микрофона скопом и, полуголый, метался в лучах прожекторов, заводя зал и рискуя получить удар током в голые ступни. Но лишь на «Оттепели» зародилась долгожданная победная атмосфера всеобщего братания: увлажненные тысячи обнялись за плечи и дружно закачались вместе с зонтами в ритме вальса. Перед «Мама, я любера люблю» Шевчук простер длань к выходу из театра и стал очень похож на Александра Невского — казалось, что из бородатого рта сейчас донесется: «Идите и скажите всем, что Русь жива!» Донеслось, однако, сакраментальное: «А сейчас мы все вместе споем песню о тех, кто ждет нас там, наверху!» — и Зеленый театр ответил восторженным ревом. Наверху, впрочем, мокли уже одни одинокие менты: всех люберов благополучно разогнал очистительный ливень.

Жюри фестиваля, в котором честные рокеры и журналисты находились в сложном сплетении с сотрудниками подольского горкома, вынесло после звериной грызни следующее решение: лауреатство получили НАУТИЛУС ПОМПИЛИУС и ТЕЛЕВИЗОР, дипломы I степени — ОБЛАЧНЫЙ КРАЙ, ВЕСЕЛЫЕ КАРТИНКИ и АЛИБИ, дипломы II степени ХРОНОП, ОБЪЕКТ НАСМЕШЕК и 42. Все решало число голосов. До диплома второй степени чуть-чуть не дотянул БАСТИОН. Обеим новосибирским группам, очень понравившимся критике, ничего дать не удалось — из-за их пылкого пристрастия к слову «блядь». Еще какой-то непонятный приз типа «зрительских симпатий» получил ЗООПАРК (подлинные итоги несколько халявно работавшей статистической комиссии: 1. ТЕЛЕВИЗОР, 2. НАУТИЛУС, 3. ДДТ, 4. ЗООПАРК, 5. ОБЛАЧНЫЙ КРАЙ и т. д.)

Вообще же ЗООПАРК, ДДТ, и БРИГАДА С — как уже заслуженные, матерые коллективы, — выступали вне конкурса, равно как и инореспубликанские ЦЕМЕНТ и JМКЕ. На четыре группы — ЦЕМЕНТ, ОБЛАЧНЫЙ КРАЙ, КАЛИНОВ МОСТ и БОМЖ — горком накатал и разослал по их родным обкомам телеги с обвинениями в аполитичности и т. п. Туда же пошли благодарственные письма тем же группам от организатора фестиваля — журнала «Юность» — за подписью главного редактора Андрея Дементьева (формально фестиваль проводили официальные издания — «Юность» и «Московский Комсомолец», а за этими респектабельными масками по большей части скрывались сотрудники подпольного рок-самиздата — журналов «Урлайт» и «Зомби»).

Специальным постановлением пленума Московского обкома ВЛКСМ от 14 октября 1987 года Подольский фестиваль был признан политической ошибкой. Пит Колупаев полетел из Зеленого театра вместе со своим рок-клубом, а директор парка, начальник Марка — с работы. Марк отделался назначением на его голову нового директора-ортодокса, полностью парализовавшего бурную коммерческую деятельность старого затейника

Самым светлым пятном многострадальное Событие Века останется, наверное, в памяти тех жителей Москвы и Московской области, которые посетили все концерты, не ленясь брать с собой зонты, — перед их глазами за три дня предстала почти полная панорама сегодняшнего состояния сокровищницы отечественного рока.

А сам по себе Подольский фестиваль — авантюрный, бесшабашный, грандиозный по размаху — стал очередным отблеском действий известных и безвестных романтиков московского подполья на многострадальном челе русской истории.


© Текст — Сергей Гурьев. Видео — братья Дородько